Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благове - Страница 17


К оглавлению

17


Эта мёртвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,


К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,


Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно-вешний,
В Элизийские поля?

«Так же внятен мне, как прежде…»


Так же внятен мне, как прежде,
Тихий звук её часов,
Стук тоскующего сердца
В тёмном шорохе годов.


Не к земной зовут надежде
Хоры тайных голосов,
Но ясна для одноверца
Вера в правду вещих снов.


И в изорванной одежде
Он к причастию готов,
И узка, но блещет дверца
Однолюбу в край богов.

«Пришла ночная сваха…»


Пришла ночная сваха,
Невесту привела.
На ней одна рубаха,
Лицом она бела,


Да так, что слишком даже,
В щеках кровинки нет.
«Что про невесту скажешь?
Смотри, и дай ответ». –


«Да что же думать много!
Пришла, так хороша,
Не стой же у порога,
Садись, моя душа».


В глазах угроза блещет,
Рождающая страх,
И острая трепещет
Коса в её руках.

«В камине пылания много…»


В камине пылания много,
И зыбко, как в зыбке миров.
Душа нерождённого бога
Восстала из вязких оков,


Разрушила ткани волокон.
Грозится завистливой мгле,
И русый колышется локон,
Чтоб свившись поникнуть в золе, –


И нет нерождённого бога,
Погасло пыланье углей,
В камине затихла тревога,
И только пред ним потеплей.


Мы радость на миг воскресили,
И вот уж она умерла,
Но дивно сгорающей силе
Да будут восторг и хвала.


Едва восприявши дыханье,
Он, бог нерождённый, погас,
Свои умертвил он желанья,
И умер покорно для нас.

«Как ярко возникает день…»


  Как ярко возникает день,
В полях оснеженных бегущий мимо!
Какая зыбкая мелькает тень
  От синеватых клочьев дыма!


  Томившая в ночном бреду
  Забыта тягость утомлений,
И память вновь приводит череду
Давно не мной придуманных сравнений.


  И сколько б на земле ни жить,
  Но обречён я каждым утром
Всё тем же неизбежным перламутром,
Всё тою ж бирюзою ворожить.


Людей встречать таких же надо снова,
  Каких когда-то знал Сократ,
А к вечеру от счастия земного
  Упасть в тоске у тех же врат,


  И, так же заломивши руки
Такую ж острую вдыхая пыль,
Опять перековать в ночные муки
  Мгновенно-сладостную быль.

«Мне боги праведные дали…»


Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мёд укрепный дольных сот.


Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.


Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчёл,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.


Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,


И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но твёрже закалённой стали,
И только ночь сквозь них текла,


Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Томились рои вешних чад.

«Туманы над Волгою милой…»


Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И всё, что блистая томило,
За мглистою никнет чертой.


Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полёт.

«Из чаш блистающих мечтания лия…»


Из чаш блистающих мечтания лия,
Качели томные подруги закачали,
От озарений в тень, из тени в свет снуя,
Колыша синевой и белым блеском стали.


По кручам выше туч проходит колея,
Высокий путь скользит над темнотой печали,
И удивляемся, – зачем же мы дрожали?
И знаю, – в полпути угасну ярко я.


По колее крутой, но верной и безгрешной,
Ушёл навеки я от суетности внешной.
Спросить я не хочу: «А эта чаша – чья?»


Я горький аромат медлительно впиваю,
Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,
Лиловые черты по яспису вия.

«Обнажённый царь страны блаженной…»


Обнажённый царь страны блаженной,
Кроткий отрок, грозный властелин,
Красотой сияя нерастленной,
Над дремотной скукою равнин,


Над податливостью влажных глин,
Над томленьем тусклым жизни пленной
Он вознёсся в славе неизменной,
Несравненный, дивный, он один.


Блещут яхонты, рубины, лалы
В диадеме на его кудрях,
Два огня горят в его очах,


И уста его, как вишни, алы.
У него в руках тяжёлый меч,
И в устах пленительная речь.

«Ты хочешь, девочка луна…»


Ты хочешь, девочка луна,
Идущая с крутого неба
Отведать горнего вина
И нашего земного хлеба.
17